СОКОЛОВ Максим
Помещик Ноздрев, как известно, «был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории. Какая-нибудь история непременно происходила».
Писатель Д.Л. Быков, будучи истинно русским человеком, не мог не позаимствовать у Ноздрева эту особенность натуры.
«Дилетантские чтения» в Северной столице, организованные «Эхом Москвы», особенно ярко проявили историческую натуру писателя, причем даже в двояком смысле. Во-первых, Д.Л. Быков много наговорил про Великую Отечественную войну, Гитлера и евреев. Во-вторых, его рассказы были столь фраппирующие, что разразилась целая история на тему «Доколе?».
Сразу нужно ответить на возражение того рода, что стоит ли вообще поминать эту историю. С Д.Л. Быкова все как с гуся вода, такова уж его природа, к тому же он живет скандалами, это его питательная стихия. И зачем ему помогать в питании? К тому же исторических людей много.
Достаточно погрузиться в социальные сети — тут же найдешь разные исторические учения, ничуть не менее оригинальные. В социальных сетях (впрочем, к сожалению, не только в них) история — это девка, которую завсегда изнасильничать можно. Это прискорбно, но на каждый чих не наздравствуешься.
Все так, но данная история имеет свою специфику.
Во-первых, Д.Л. Быков не безвестный киберактивист, но активист широко известный. Член всех мыслимых и немыслимых собраний, лауреат всех литературных премий, академик и герой, мореплаватель и плотник. Смелые речи столь почетного члена производят — ex officio — большой резонанс.
Во-вторых, тема войны — особо чувствительная в российском обществе. Хоть и прошло три четверти века с ее окончания, но и горечь, и слава столь сильны, что касаться этой темы надлежит с особой деликатностью. Для хайпа есть другие сюжеты.
В-третьих, тема еврейства, и в особенности тема еврейской катастрофы, тоже в высшей степени деликатна, и соображать, что говоришь, тут архиполезно.
Между тем лауреата вообще несет чудовищно, причем даже вне зависимости от затрагиваемой темы. В ходе выступления наряду с Гитлером и евреями писатель высказался еще и об институте брака:
«В России не будет политической свободы, пока в ней будет доминировать патриархальная семья. Условно говоря, пока женщина не начнет изменять мужу. Пока в России женские измены не станут нормой, а мужья не станут это одобрять, ни о какой политической свободе говорить нельзя. Вперед!».
То есть идеалом, к которому необходимо стремиться, является не просто прелюбодеяние по взаимному соглашению (люди грешны, чего уж там), но прелюбодеяние, рассматриваемое мужем как дело чести, дело славы, дело доблести и геройства.
После таких рассуждений уже можно ничему не удивляться. Тому, например, что Великая Отечественная война в действительности есть «российская гражданская война сороковых годов».
Бесспорно, после 22 июня 1941 года наряду с главным и центральным противостоянием СССР и Третьего рейха имели место и военные действия противосоветских формирований, которые в составе вермахта (а чаще в качестве вспомогательных сил) боролись с Красной армией.
Отрицать это было бы странно — такое противостояние было и в других странах: в Югославии, в Италии после 1943 года… Войны, в которой идеально прочерчена линия фронта — с одной стороны мы, с другой неприятель, — в действительности не бывает — все сложнее.
Можно даже учесть, что количество коллаборантов было в абсолютном отношении довольно большим. Правда, если сопоставить число взявших оружие врага и число воевавших за родину, последнее будет абсолютно превалировать.
То есть гражданская война откровенно странная: тотальная война СССР с рейхом, война на уничтожение — это нечто второстепенное, а главное — это противосоветские формирования.
Сколько советских и германских дивизий полегло в войну (три четверти всех дивизий вермахта были перемолоты на Восточном фронте), сколько было уничтожено военной техники с обеих сторон, во что обошлась война хозяйству двух стран — все это неважно по сравнению с действиями советских граждан, взявших оружие неприятеля. Ибо Д.Л. Быков говорит: гражданская война.
Открытие, которому бы крайне удивились и Сталин, и Гитлер, и Черчилль с Рузвельтом.
Второе открытие — почему не получилось «жить в свободной России, освобожденной гитлеровцами». Так и говорит не обинуясь.
Причина в том, «что на подконтрольной гитлеровцам территории полностью истребляли евреев». И именно это отвратило русскую интеллигенцию от Гитлера.
«Если бы Гитлер в тот момент был чуть более модернизирован, чуть более интернационалистичен. Но гитлеровский зоологический, совершенно примитивный, чудовищный антисемитизм, конечно, возбуждал недоверие и вражду среди русской интеллигенции. А тот, кто не дружит с интеллигенцией в России, не победит никогда».
Тут две странности. Во-первых, сильно ли были информированы бойцы Красной армии о том, как осуществлялось на оккупированных территориях окончательное решение еврейского вопроса. Из общих соображений понятно было, что ничего хорошего евреям, да и вообще советским людям, попавшим под оккупацию, ждать не приходится. Но конкретного знания о всей чудовищности происходящего тогда еще не было. То, что содеяли немцы на оккупированных территориях, стало более понятно, когда фронт покатился на запад и красноармейцы увидели воочию деяния зверя из бездны.
Но дравшимся в 1941-м под Москвой, в 1942-м в Сталинграде — они шли в смертельные атаки и бессчетно гибли, чтобы отомстить за страдания евреев? Вряд ли было такое особое выделение. Было общее чувство — то, что «не смеют крылья черные над родиной летать, поля ее просторные не смеет враг топтать». Да и другие слова великой и страшной песни — «… дадим отпор душителям всех праведных идей, насильникам, грабителям, мучителям людей» — не выделяли евреев в особую статью. Красноармейцы бились за спасение людей от их мучителей.
Вторая странность — искреннее убеждение, что отношение интеллигенции к Гитлеру было решающим в победе над рейхом. То есть сословная природа Победы. В той страшной мясорубке, когда жизнь одна и смерть одна, возможно ли в принципе было такое выделение? Война была как раз единением людей перед лицом общей беды, единением, не различающим чинов, званий и ученых степеней.
Или Д.Л. Быков предполагает, что если бы Гитлер проявил себя чуть более интернационалистичным и модернизированным, то профессора, писатели, музыканты властно сказали бы: «На войну мы не пойдем, на нее мы все на***м». А русский Иван тут же бы послушался и Сталин ничего бы тому противопоставить не смог?
Какое тут может быть отношение публики ко всему этому? Лучший вариант, когда речеизвержение лауреата, писателя, поэта, профессора МГИМО и непременного члена всех синодов и конвентов публика встретила бы философическим «Собака лает, ветер носит, Борис у Глеба в морду просит», — но мы ему не доставим такого удовольствия, пусть себе лает за оградой своего эха.
Своим примером показывая, сколь отталкивающим может быть безбрежный себялюбец, снедаемый желанием пасти народы и презирающий все священные народные предания. А равно историческое знание.
Но — только за оградой. За пределы, чур, не выходить, а то будет неприятно.
Максим Соколов 20.01.2019
| 
|
